О себе



www.nich.ru: искать






Украденный роман





Новости


О себе


Поэзия


Проза


Рассказы
Рецензии (2002)

 ·  99 франков
 ·  Азбука жизни
 ·  Дай мне! (Song for lovers)
 »  Украденный роман
 ·  Неверная
 ·  Страна чудаков
 ·  Мир призраков
 ·  Астерикс и Обеликс
 ·  Hi-Fi
 ·  Персона Grappa - Радио С
 ·  Умри, Старушка!
 ·  Проклятый путь
 ·  Донни Дарко
 ·  Особое мнение


Странствия


Мой LiveJournal


Книга отзывов


Карта сайта



Правда о жизни
Книга о том, как работать писателем
Франсуа Нурисье. Украденный роман: Пер. с фр. Л.Н.Токарева. – М.: Текст, 2002. – 143 с.
Французская литература всегда, не скажу грешила, но отличалась философичностью с заметным оттенком рефлексии. Причем вариантов у этого философствования было множество – от резонерства Андре Моруа до горьковатой иронии Ромена Гари. От посконной крестьянской правды роллановского Кола Брюньона до так и не оцененной по достоинству прикладной психологии Мопассана.
Современный романист Франсуа Нурисье русскому читателю знаком куда меньше упомянутых мэтров, если вообще знаком. Но писатель Нурисье прилежный и вполне достойный – судя хотя бы по тому, что он долгие годы заведовал Гонкуровской Академией и непосредственным образом участвовал в избрании и премировании лучших среди собратьев по перу.
Но, все эти долгие годы оправдывая высокое доверие коллег, писатель-администратор получил слишком много досуга для самокопаний, плодом коих на склоне его лет явилась набольшая книжка о том, как трудно работать писателем.
Первое впечатление от этого слегка жеманного эссе – «вот такой я простой, земной человек, трудолюбивый и талантливый» - одно: поза. С большой буквы «П».
У старого романиста, который верен традициям и пишет свои книги только в одном экземпляре только на бумаге своего излюбленного сорта и только ручками излюбленной марки, чем чрезвычайно гордится и не может этого скрыть, стащили чемодан с тем самым единственным экземпляром. Между эпохальной потерей, или, как говорит автор, «лишением», и возвращением, или «обретением», труда пролегло несколько месяцев и сто сорок страниц чуть жеманной самокритики, из-под которой нет-нет да и выглянет желание услышать: «Да нет, что вы, это великолепно!».
Но человек, вся полувековая деятельность которого заключалась только в том, чтобы думать и писать, и который, будучи, по собственному признанию, «неутомимым тружеником», предавался этим двум занятиям довольно самоотверженно, не мог поиметь единственным результатом творческого пути исключительно бахвальство. Нурисье семьдесят пять, и его искреннее признание в упадке сил физических и духовных, в неизбывной, хотя и естественной, усталости от жизни не вызывают иронического недоверия – только сочувствие. Да, он позер, как любой истый француз. Но в этом ли главное?
Между бытовыми сценками и занимательными воспоминаниями о службе в армии и буржуазном быте семьи, между ссылками на авторитеты вроде Жида и Стендаля, неизбежными намеками и сравнениями, - крупинками золота в песке поблескивают неожиданные мысли и занятные афоризмы. Приятные прежде всего тем, что вам они наверняка тоже приходили в голову, а значит, вас с безусловно умным романистом объединяет общее интеллектуальное превосходство над остальным – нефилософствующим - миром.
Ну разве вам, как и мэтру Франсуа, никогда не казалось завораживающим и слегка непристойным созерцать свою женщину за каким-либо вполне безобидным занятием вроде шоппинга, помня при этом, какой она была минувшей ночью? Разве вам, как и ему, не хотелось одновременно хранить плод своих упорных трудов в тайне, опасаясь критики, и тут же стремиться обнародовать его, чая одобрения? Разве вы, если вам выпадало несчастье быть ограбленным, не испытывали при этом чувство не материальной, но моральной обнаженности и беззащитности?
Разве вам, хоть и не без легкого стыда, не хотелось противопоставить себя громадному крысятнику бездуховных особей, которые именно в силу отсутствия духовности в отличие от вас не мучаются сомнениями и посему могут, хотя бы на первый взгляд, восторжествовать над вами?
Некоторые вещи, которые Нурисье, не лукавя с самим собой, с безжалостностью хирурга в себе самом препарирует, свойственны только людям творческим – тем и интересны. Таковы пассажи об обессиливающей литераторской хандре, когда рука не поднимается, чтобы записать и очистить путающиеся в голове мысли (от этой хандры Горький в свое время спасался, до отупения записывая свое имя); о мучительности старости, забирающей не только телесную мощь и здоровье, но и способность работать и творить в полную силу; об иррациональном страхе смерти, окончательного ограбления, похищения всего, что действительно ценно – духовного человеческого микрокосма.
В сущности, все уже сказано. Вопрос только в том, какими словами. Любой писатель, прошедший долгий путь и делавший свою работу, кажущуюся легкой только дилетантам, заслужил право на склоне лет взять и высказать то, о чем всю жизнь думал. Пусть даже это будет неоригинально. Зато - правда.







Новости     О себе     Поэзия     Проза     Странствия     Мой LiveJournal     Книга отзывов     Карта сайта    





Copyright © Вероника Гудкова. 1998-2013. Все права защищены.